|
|
||
Дополнительные статьи |
РАЙ – (не вполне ясная этимология рус. Слова связывается с авест. Ray -
, «богатство, счастье» и др. инд. – rayis «дар, владение») парадиз «сад,
парк» на греч. – лат. Paradisus и обозначения Рая
во всех зап. Европ. Языках), в христианских представлениях место вечного
блаженства, обещанное праведникам в будущей жизни. С точки зрения стро-гой
теологии и мистики о Рае известно только одно — что там человек всегда
с богом (раскаявшемуся разбойнику Христос обещает не просто Рай, но говорит*:
«ныне же будешь со мною в Р.», Лук. 23, 43); он соединяется с богом, созерцает
его лицом к ..лицу (то, чуб на латыни схоластов- называется visio beatifica,
«видение, дарующее блаженство »). Возможности человеческой фантазии блаженство
Рая заведомо превышает; «не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило
на сердце человеку, что приготовил бог любящим его» (1 Кор. 2, 9, переосмысленная
цитата Ис. 64, 4). Новый завет (в отличие от Корана) не дает чувственных
и наглядных образов Рая (ср. Джанна), но или чисто метафорическую
образность притч о браке, о, брачном пире и т. п. (Матф. 25, 1—12;
Лук. 14, 16—24 и др.), или формулы без всякой образности вообще (например,
«войти в радость господина своего», Матф. 25, 21), дающие понять, что самая
приро-да человека и "его бытие «в воскресении» радикально переменятся («в
воскресений ни женятся, ни выходят замуж, но пребывают, как ангелы бо-жий
на небесах», Матф. 22, 30; «мы теперь дети бога, но еще не откры-лось,
что будем; знаем только что, когда откроется, будем подобны ему, потому
что увидим его, как он есть», I Ио. 3, 2). Еще путь Данте по Раю в конечном
счете ведет к узрению троицы («Рай», XXXIII).
Что касается мифологизирующей, наглядно опредмечивающей разработки образов Р. в христианской литературной, иконографической и фольклорной традиции, то она идет по трем линиям: Рай как сад; Рай как город; Рай как небеса. Для каждой линии исходной точкой служат библейские или околобиблейские тексты: для первой — ветхозаветное описание Эдема (Быт. 2, 8—3,24); для второй — новозаветное описание Небесного Иерусалима (Апок. 21,2—22,5); для третьей — апокрифические описа-ния надстроенных один над другим и населённых ангелами небесных ярусов (начиная с «Книг Еноха Праведного»). Каждая линия имеет своё отношение к человеческой истории: Эдем — невинное начало пути человечества; Небесный Иерусалим — эсхатологический конец этого пути, напротив, небеса противостоят пути человечества, как неизменное — переменчивому, истинное — превратному, ясное знание — заблуждению, а потому правдивое свидетельство — беспорядочному и беззаконному деянию (тот же Енох ведёт на небесах летопись всем делам людей от начальных до конечных времён). Эквивалентность образов «сада» и «города» для архаического мышления выражена уже в языке (слав. град означало и «город» и «сад, огород», ср. градарь, «садовник», вертоград, нем. Garden, «сад»). Они эквивалентны как образы пространства «отовсюду ограждённого» (ср. выше этимологию слова «парадиз»)-и постольку умиротворённого, укрытого, упорядоченного и украшенного, обжитого и дружественного человеку — в противоположность «тьме внешней» (Матф. 22, 13), лежащему за стена-ми хаосу (ср. в скандинавской мифологии оппозицию миров Мидгард-Утгард). Ограждённость и замкнутость Эдема, у врат которого после грехопадения Адама и Евы поставлен на страже херувим с огненным мечом (Быт. 3, 24), ощутима тем сильнее, что для ближневосточных климатических условий сад — всегда более или менее оазис, орошаемый проточной водой (Быт. 2, 10, ср. проточную воду как символ благодати, Пс. 1, 3) и резко отличный от бесплодных земель вокруг, как бы миниатюрный мир со своим особым воздухом (в поэзии сирийского автора 4 в. Ефрема Сирина подчёркивается качество ветров Рая, сравнительно с которыми дуновения обычного воздуха — зачумлённые и тлетворные). Поскольку Эдем — «земной Рай» имеющий географическую локализацию «на востоке» (Быт. 2, 9), в ареале северной Месопотамии (хотя локализация эта через понятие «востока» связана с солнцем и постольку с не-бом, поскольку восток — эквивалент верха), заведомо материальный, дающий представление о том, какой должна была быть земля, не постигнутая проклятием за грех Адама и Евы, мысль о нем связана для христианства (особенно сирийского, византий-ского и русского) с идеей освящения вещественного, телесного начала. Тот же Ефрем, опираясь на ветхозаветное упоминание четырёх рек, вытекающих из Эдема (Быт. 2, 11), говорит о во-дах Рая, таинственно подмешивающихся к водам земли и подслащивающих их горечь. В легендах о деве Марии и о святых (от повара Евфросина, ранняя Византия — до Серафима Саровского, Россия, 18—19 вв.) возникает мотив занесённых из Рая целящих или утешающих плодов, иногда хлебов (эти яства, как и воды у Ефрема, символически соотнесены с евхаристией, «хлебом ангелов» — недаром в житии Евфросина плоды кладут на дискос — и стоят в одном ряду с Граалем). В качестве места, произращающего чудесные плоды, Рай можно сопоставить с садом Гесперид в греческой мифологии и с Аваллоном в кельтской мифологии. В «Послании архиепископа Новгородского Василия ко владыке Тверскому Федору» (14 в.) рассказывается, что новгородские мореплаватели во главе с неким Моиславом были занесены ветром к высоким го-рам, за которыми лежал Рай, на одной из гор виднелось нерукотворное изображение «Деисуса» (Христос, дева Мария, Иоанн Креститель), из-за гор лился необычайный свет и слышались «веселия гласы», а к горам подходила небесная твердь, сходясь с землёй. Секуляризация темы Рая как сада в западноевропейском искусстве, начиная с позднего северного средневековья, идёт по линии чувствительной идиллии среди зелени, с натуралистическим изображением цветов, источника, грядок и т. п.; позднее сад все больше превращается в лес, на подаче которого оттачивается чувство ландшафта. Линия Рая как города имеет
за собой очень древние и широко распространенные представления о «круглых»
и "квадратных» святых городах (ср. «квадратный Рим», основанный Ромулом»,
отражающих своим геометрически регулярным планом устроение вселенной («круг
земель»); Рай как сад, сближаясь и в этом с Раем как городом, тоже мог
давать в плане правильный круг (как на миниатюре братьев Лимбург в «Богатейшем
часослове герцога Беррийского», нач. 15 в.). Новозаветный Небесный Иерусалим
квадратен; каждая сторона этого квадрата имеет по 12 000 стадий (ок. 2220
км),
|